В своей книге 1971 года “Знание и контроль” Майкл Янг рассматривал знания как инструмент угнетения и выражение гегемонии правящей элиты, но затем, к 2008 году, он резко изменил свое мнение и говорит, что знания имеют решающее значение для социальной справедливости, мы должны преподавать их в школах и т.д. и т.п. Он развивает это в модель “Мощных знаний” в 2014 году в книге "Знания и школа будущего", а затем в дальнейшем в учебной программе и специализации знаний.

Чтобы понять Мощные знания, проще всего посмотреть, на что они являются реакцией. Янг описывает 3 модели учебной программы, которые он называет Future 1, Future 2 и Future 3. Будущее 1 рассматривается как учебная программа традиционной частной школы и начальной школы, и в ней есть два отдельных компонента, которые нам нужно выделить: ее подход к знаниям и социальное принятие учебной программы. В future 1 знания рассматриваются как фиксированные, данные и неизменные, и учащиеся изучают традиционные предметы, такие как литература и история, как участие в чем-то из прошлого. английский язык

В социальном плане и исторически эта учебная программа была доступна только детям элиты. Первоначально это было связано с тем, что в школу вообще ходили только дети из очень благополучных семей, затем, с течением времени, были различные реформы и парламентские акты, которые означали, что все дети ходили в школу, но наиболее обездоленные, как правило, заканчивали школу раньше, а затем, когда обучение до 16 лет стало обязательным, эта традиционная учебная программа стала недоступной для детей из неблагополучных семей. Будущее 2 - это так называемая прогрессивная реакция 1970-х годов против Будущего 1. Эта модель была ответом на две вещи. Во-первых, это был отказ от предполагаемого “загораживания” детей от неблагоприятных условий, имевшего место в рамках Future 1. И, во-вторых, это была реакция на отношение к знаниям как к фиксированным, которое лежит в основе Future 1. – и это начинается с очень ценного философского вопроса, который мы сейчас рассмотрим. Правда в том, что знания не являются фиксированными. Знания - это не данность. Знания - это то, к чему мы стремимся, за что боремся – и да, создаем.

В философии есть две широкие группы в отношении знания и истины: реалисты и антиреалисты. Если вы реалист, вы верите, что истина - это вещь, объективная вещь, она существует независимо от личности, она “где-то там”. Это естественная позиция, которую нужно занять, почти все непрофессионалы реалисты, даже если они не знают этого термина, мы верим в объективную истину. Проблема в том, что это смехотворно трудно оправдать! Декарт осознал это еще в 1641 году – вы уверены, что эта таблица существует? Это может быть просто мечтой. Все может быть просто сном - на самом деле мы не можем быть уверены ни в чем, кроме нашего собственного существования – вот что он имел в виду, когда сказал: “Я мыслю, следовательно, я существую”. – по крайней мере, если все это просто сон, то должен быть кто-то, кому снится сон!

Хьюм обсуждал похожую проблему в 1739 году, когда он обсуждал проблему индукции – мы думаем, что Солнце взойдет завтра, потому что до сих пор оно вставало каждый день, вы знаете, мы чувствуем, что это веские основания верить в это как в истину – но тогда у вас есть индюк, который просыпается 25 декабря, радостно ожидая, что его накормят, как он делал каждое утро до сих пор – так что на самом деле прошлого опыта недостаточно, чтобы оправдать веру в истину… Итак, что произошло в 20 веке, так это то, что антиреализм действительно стал большим явлением, когда философы, такие как Фуко и Деррида, действительно ходили по городу и говорили такие вещи, как "нет правды", "моя правда так же хороша, как ваша", "правда племенной медицины так же хороша, как правда науки"… И это, очевидно, имеет проблемы, потому что это просто невероятно раздражает! Конечно, наука лучше! Вы не пойдете к знахарю, если у вас сердечный приступ. Но на самом деле очень трудно привести веский аргумент, который, цитируя философа науки Хасока Чанга, выводит реализм за рамки топания ногами. И затем, как бы параллельно с этим, было много политической философии, много разговоров о власти, и гегемонии, и правящих элитах. И на этом фоне выросло политически прогрессивное движение, выступающее против реализма и антизнания, и оно стало большим не только среди философов, но также историков, социологов и преподавателей-просветителей.